Любовь в эпоху пикаперов

Впервые я обратилась к пикаперам после потери в любви. Или, точнее, выиграть, а затем проиграть. Мы с Рэйчел молча следовали друг за другом по кампусу нашего университета, как это позволяет только университетский кампус. У нас были «случайные» встречи в кафе (где каждый из нас знал, что будет другой); пытались подслушивать разговоры на лестничных клетках (где мы составляли до смешного фальшивые портреты друг друга); и, что ближе всего к реальному контакту, однажды сели рядом в библиотеке (где мы не работали). Так продолжалось большую часть года, в течение которого она удерживала первое место в рейтинге моего воображения, место, которое мы отводим для женщины, на которой собираемся жениться, но которая еще об этом не знает. И вот однажды мы встретились. Одна из моих подруг знала одну из ее подруг; они пришли поговорить; нас познакомили. Я был старше и мудрее аспиранткой, она - студенткой, впечатленной (но не слишком, потому что она была из Нью-Йорка), и позже она призналась, что, когда она пригласила меня на свидание на следующей неделе, она была почти уверена, что я с неловкостью ей откажусь. . Мы встретились, чтобы выпить в баре, куда никто не ходит, вернулись ко мне домой, снова начали пить и в конце концов добрались до моего заднего крыльца. Поцелуй был раздачей. Рэйчел была в ярости – не сексуально, а страстно, – а я был настолько дерзок, что успокаивал ее, как пугливую лошадь: «Легко… легко». И вот с этого момента я был недоволен: ее задница в джинсах выглядела не так, грудь была слишком мягкой, нижнее белье было странным. На следующий день я сказал своим друзьям, что хорошо, что она уехала из города на большую часть лета, так что через несколько недель я смогу выбраться оттуда без чувства вины. Для тех, у кого были уши, чтобы слышать, я, по сути, говорил: «Ее задница в джинсах выглядела не так».

Не потребовалось много времени, чтобы все изменилось. Я пришел за ней пешком, пройдя по улице, деревья которой наконец-то стали пышными в майскую жару, а затем дошел до такого же зеленого сада. И вот она была в белом платье, только несколько прядей волос падали ей на шею. Это был момент паралича — как первое видение Вертером Лотты, раздающей хлеб своим братьям и сестрам в белом платье, — но все это было моим, только для меня. В эту долю секунды я потерялся.

Было бы трудно описать предстоящие недели, потому что они представляли собой постепенное снижение от самого высокого из максимумов к самому низкому из минимумов. Мы начали счастливы, по крайней мере, я. Однажды мы потратили час на то, чтобы с поразительными подробностями перечислить все те случаи, когда мы виделись в кампусе. Мы провели еще час, лежа на полу моей немеблированной гостиной, слушая Сигур Рос, целуя друг друга в лица. Я был красив, она была красива; люди говорили нам, что мы похожи друг на друга. Но постепенно я начал терять контроль. Я слишком часто звонил ей домой, вплоть до того, что приставал к ее соседям по комнате. Когда мы были вместе, я не могла оторваться: предлагала взять еду и поесть у нее дома, чтобы нам не пришлось расставаться. В конце концов стало ясно, что она потворствовала мне, чтобы избежать конфронтации перед отъездом на лето. Еще не совсем сойдя с ума, я уже понимал, что происходит, но мне потребовалось некоторое время, чтобы начать ненавидеть себя. Собственно, это началось в тот вечер, когда мы попрощались. Когда она лежала на своей кровати, уже сонная, я стоял у двери, и она произнесла, несомненно, самые поэтические слова, которые я когда-либо слышал от нее, до или после: «Помни, идя домой ночью, будь смелым. " После этого она усмехнулась, осознавая свое притворство, но сообщение уже было отправлено.

Спустя несколько мучительных месяцев она рассказала мне в припаркованной машине — мы уже вели откровенные философские беседы о нашем прошлом — что однажды она увидела меня в библиотеке, во главе группы моих друзей, и подумала: «Этот парень — задира». Она думала, что я мужчина, как и ее могущественный отец. Смысл этого утверждения был очевиден: когда-то я был мужчиной, но больше им не стал. Честно говоря, я не могу сказать, что тогда я был с ней не согласен.